Отар Кушанашвили - Я и Путь in… Как победить добро
Из книги Отара Кушанашвили «Я. Книга-месть».
«Я никогда не был силен по части кованого слога и чеканных формулировок, но, учитывая исключительность момента, на сей раз выдам формулу, которую изобрел и каковой вооружился как раз для того, чтобы объяснить, зачем после всех сутенеров и проституток взялся за книгу и как ее буду сооружать.
Формула проста, как депутатское желание обогатиться за наш счет: намерение плюс долг минус кривляние (от чего порой, ввиду моего психоэмоционального устройства, удержаться нет мочи).
По обе стороны Цейлона должны знать, что я не писатель – я парень, который готов признаться, что обожает дензнаки, но не готов ради них на мужеложство и признает за собой некоторую устную и письменную беспечность в суждениях на разные темы. Но только некоторую.
Когда в 1993-м, спустя год после приезда в Москву, бросил по ТВ не помню кому: «Пошел ты в жопу, фанерная мразь!» – я стал считаться ходячей погибелью цивилизованного мира.
Сейчас, в разгар густопсовой корпоративщины, про кого-нибудь, про выпускников «Фабрики» той же, сказать, что они не поют, – значит немедля прослыть дерзким.
Клише правят миром. А я ненавижу клише! Я решительно не могу более скрывать, что мой самый высокий в стране, не беря в расчет безусловно превосходящих меня в этом компоненте Медведева, Путина и – на момент написания этих отчаянно мужественных строк – 10-месячного Даниила Отаровича, а вы, говоря обо мне, употребляйте густой мат и двухэтажные комплименты: я заслужил и то и другое.
Хотя я такой же, как все (порежусь – и пойдет кровь), смею надеяться, самую малость умнее выпускника «Фабрики звезд» и всякую секунду помню, что еще в 20 лет знал по-русски только «иди нах…» и «е…ться».
Вы имеете дело с человеком, у которого была Великая мама и был Великий отец, с человеком, ненавидящим в людях апломб. Я существо образцовой жизнерадостности и образцовой депрессивности, живая реликвия каменного века, но при этом феерически выглядящая и острая умом. При этом я маниакальный стилист, и не говорите х… ни, что мой слог не завораживает».
– Книги хоть ты читать успеваешь?
– Конечно.
– Что именно?
– Все, что выходит во всех издательствах, даже в грузинском «Маргинашвили» – маргинальную литературу, говно всякое. Запутавшись, кто в России писатель (а писатели там все, включая жену Путина), прочитал даже Устинову – ниже я никогда не падал! Читал ее после Гандлевского, а после него читать Устинову – все равно, что после Киева попасть, б…, в концлагерь: ее нужно лишить возможности подходить к бумаге или к компьютеру.
– Один выдающийся человек, с которым мы записали немало бесед…
– …бывший муж Татьяны Устиновой?
– Нет, просто прочитав мое интервью с невыдающимся, на его взгляд, человеком, он сказал: «После картин маслом не опускаются до надписей в туалетах»…
– (Смеется.) Но я тем не менее читаю все, даже то, о чем сотрудники журнала «Афиша» пишут в своих, как они думают, остроумных рецензиях. Там есть такой говнюк Лев Данилкин, и он верит, что соответствует своему гривастому имени, но для меня нет лучше повода поднять себе настроение, чем московская «Афиша» и этот Данилкин. Они действительно считают, что новая волна говнюков, Хомерики и Хлебников, снимают кино – где человек ест собственное говно, а потом это выдается за поиск своего мира. Ну, пидарасы… (Пожимает плечами.)
За неделю проглатываю где-то четыре книги – чтобы не давать повода думать, что чего-то я не прочитал.
– Ты же снимался в кино…
– Эти картины благополучно в корзине лежат, потому что мое присутствие на площадке означает гибель кинематографа.
– Снимали хоть хорошие режиссеры?
– Приблизительно такие, о которых я говорил.
– Которые…
– …да, друг у друга сосут. Сосем друг у дружки, а деньги – в кружку!
– Почему ты не явился на бой с Челобановым в телепрограмме «Король ринга»?
– Уж точно не потому, что сбежал, уж точно потому, что с сотрясением мозга лежал в больнице, и уж точно потому, что прав был Джигурда – человек, преисполненный нарциссизма, но при этом душевный…
– …классный…
– …мало кем понимаемый, искренний, который говорит: «Если вы хотите, чтобы я играл по вашим правилам, я буду, но в своей аранжировке».
Мы, кстати, с тобой того же поля ягоды, так вот, Джигурда сказал: «Откуда вы знаете, почему он ушел?» Я в больнице лежал, мне медсестра предложила: «Хотите, телевизор включу? – там про вас показывают». Мне было обидно до слез. Я пришел в проект, потому что думал: будет смешно и участвовать будут люди моей весовой категории, а Таранда избил меня до полусмерти! Ну, он же 112 килограммов весит, а во мне 69 было – это я сейчас стал круглолицый, как Бодолика (Вячеслав Бодолика – экс-участник группы «Премьер-министр». – Д.Г.) .
– Не просто Таранда, а Гедиминас Таранда!
– Тем более с таким-то варварским именем! Набросился на кутаисского цыпленка и (?) его что есть сил. Я бегал, как Чарли Чаплин, даже не видел, с кем дерусь, но когда сказали, что испугался, – это было вранье. Я пошел туда, чтобы о себе напомнить, и таки напомнил – в горизонтальном положении....«Выжив в концлагере, куда сам себя поместил, обязан любить жизнь».
– Приехав в Москву, ты работал ночным сторожем, мыл на Павелецком вокзале полы, прошел годы забвения, когда никому не был нужен…
– … пять лет…
– …и многое понял.
Скажи, сегодня ты человек богатый? Гармоничный, счастливый?
– С этой мыслью я каждый день просыпаюсь! Прилетаю в Киев с большой ватагой любимых бездарен в самолете, переполненном говном, и понимаю: выжив в концлагере, куда сам себя поместил…
– …сам себя?
– Конечно, я ж был придурком.
– Сам себе сама!..
– Да, ведь где наркотики, там человек дурак – это ясно, и конечно же я понимаю, что, вернувшись с того света к библейским истинам (я не набожен, но огромная порция жизнелюбия, которая с молоком матери мне досталась, шансов быть пессимистом не оставляет), обязан любить жизнь. Поэтому за 100 долларов я доволен и за пять тысяч доволен, а если бы получал за «э-э-э», «бе-е-е» и «ме-е-е», как Киселев, вообще, б…, обедал бы каждый день с Януковичем и платил бы еще за обеды! Стал бы самым счастливым, раздавал бы деньги детям, но я понимаю: у меня и так нет ни единого повода быть недовольным.
Я научился более-менее сносно писать статьи, говорить витиеватыми предложениями по-русски лучше, чем русские. Мне кажется, появляясь на улице, я вызываю улыбки у людей, которые не верят российскому телевидению, где говорят, что я плохой. Этим надо быть довольным, и потом, у меня самые красивые дети! Теперь я понимаю, что имел в виду Эрос Рамазотти, когда заканчивал интервью твоему подобию на итальянском ТВ. «Да е… твою мать, – он сказал, – что же так долго я говорю? Я очень, очень счастлив!» Рамазотти – мой идол!
Спасибо тебе, я очень счастлив, что ты снова меня позвал. Надо быть благодарным за все. За то, что можешь купить себе галстук, что у тебя нет долгов, что устаешь от бесконечного цикла съемок, а не от того, что сидишь дома и ждешь звонков по работе. Радуйся всему – и будет еще больше, причем для этого не обязательно ставить свечки, как президенты на Пасху в прямой трансляции. Тебя, Отарик, зовет Гордон, тебя утром в аэропорту провожали дети, вечером ты выпьешь с друзьями виски… Ептыть, какой у тебя повод быть несчастливым?
Из книги Отара Кушанашвили «Я. Книга-месть».
«Я природный грузин, я щедрый, я тонкий, я из пьесы «Горе от ума», я чувствительный, раздражительный, я умею останавливать дураков, отказываюсь играть по общим правилам, умею говорить изящно и вести себя антисоциально.
На дикости я реагирую болезненно – они прямо влияют на качество моей жизни, моя писанина шедевральна.
В герои я возвел сам себя.
Мои принципы не меняются 40 лет, в голове моей есть место и для демонов, и для ангелов.
Я могу вести «Брэйн-шоу», а могу быть законченным дитятей.
Сердце у меня большое – при том что в метрах-сантиметрах я невелик, и сердце мое – счетчик мук моих, а их не счесть (я ведь временами человек эсхатологического сознания, знающий наверняка, что счастье превратно).
Когда дети вырастут, они повертят в руках фотографии и скажут про меня: «По крайней мере, наш-то хоть в чем-то себя нашел».
Мой путь к славе был заполнен фальстартами, но меня х… остановишь, потому что не к славе я шел (слава – тварь гиперлегкого поведения), а к такому способу жизни, который подразумевает занятие только тем, к чему лежит душа.
